Сайт «Азовье» создан с целью популяризации литературы, поддержки творчества мариупольских авторов.
Присылайте свои произведения на нашу почту:
harakozpr@gmail.com

МАМИНЕ ЧЕКАННЯ

  ПОЭЗИИ  НЕМЕРКНУЩИЕ  СТРОКИ…



  

 

 

 

  Виктор ФЕДОРОВ


                ***

Рассыпала осень багрянец,
Прохладою дышит рассвет,
Строй птиц, перелетных скиталиц,
С небес шлет прощальный привет.
 
Волшебные струны настрою,
В звенящей красе охмелев,
Дотронусь озябшей душою
До грусти ключа журавлей.
 
И всплеск накопившейся силы
Рванется с груди на простор…
И льется, расправив ветрила,
Осенних мелодий восторг.

                  ***
В прозорій тиші лист журливо
На сонні трави опада,
Впліта в пісні дзвінкі мотиви
Пори прощальної хода.

Пливе в казковій благодаті
І зачаровує краса,
Весь світ в барвистім листопаді
Застиг, неначе диво-сад.

Гуляє осінь в тихім гаї,
У буйстві пахощів терпких,
Пухнастий килим розстилає
З краси листочків золотих.

   


  МАМИНЕ ЧЕКАННЯ

Вже нова осінь з сумом плине,
В душі тривоги не втаїть,
А мати вісточку від сина
Чекає з фронту кожну мить.

Чи у теплі, чи не голодний,
Хто поряд з ним у тих боях…
Він чинить подвиг всенародний,
А в мами сльози на щоках.

В молитвах кличе сили Божі,
Мов колисковую співа…
Як там під обстрілом ворожим,
Дитина рідна вижива.

Болюча пам’ять на вервечках
Дитя гойдає золоте,
І кожним трепетом сердечка
З війни матуся сина жде…

И НА РОДИНЕ МАЛОЙ ПОЭТА ОСТАЕТСЯ ЧАСТИЧКА ДУШИ…

   Из почты

              
                    И НА РОДИНЕ МАЛОЙ  ПОЭТА
                    ОСТАЕТСЯ ЧАСТИЧКА ДУШИ…


               «Здравствуйте, уважаемая Наталья Георгиевна!
      Обращается к Вам Владислав Бусов из подмосковной Каширы, автор каширского литературного объединения "Зодиак", которым долгое время вплоть до безвременной кончины в 1985 году руководил выпускник Литературного института сибирский поэт Георгий Кольцов. В мае этого года на Вашем сайте было опубликовано письмо  Александра Кольцова, брата поэта, со стихами Георгия Кольцова на тему Великой  Отечественной Войны.
Каширяне чтят память поэта, именем которого назван литературный конкурс "Звёздное перо". К 75-летию со дня рождения Георгия Кольцова в Кашире на доме, где жил поэт, открыта мемориальная доска в его честь. Стихи Георгия Кольцова представлены в двух сборниках: "Спасательный круг" (2017 г.) и "Неизбывная сила родства (2020 г.), изданных во многом благодаря усилиям Александра Кольцова, который бережно сохранил творческое наследие брата. Его поэзия самобытна и талантлива, оказывает большое влияние на творчество авторов литобъединения. Позвольте предложить Вашему вниманию некоторые мои стихи, посвящённые Георгию Кольцову, из цикла "Окольцован я Музой поэта" к 75-летию со дня рождения поэта, ровесника Победы.
С уважением, Владислав Бусов».

П, С,

     Действительно, в дни празднования 75-летия Победы над фащизмом,   сайт «Азовья» опубликовал и письмо Александра Кольцова, и стихи, посвященные Победе его безвременно ушедшего брата,  поэта Георгия Кольцова,  ровесника Победы, родившегося 9 апреля  1945 года. Как видим,  память о нем достойно чтят родные, продолжатели и поклонники его таланта.  
      Как оказалось,   их отец   - участник войны, неоднократно раненый  и контуженный, по национальности был украинцем. Потому и хотят потомки  и друзья, чтобы имя талантливого поэта Георгия Кольцова знали и на его малой Родине, в Украине (в частности, и в Мариуполе), которая 28 октября отмечает  76-годовщину освобождения от фашистских захватчиков.  Ведь  настоящая  поэзия одинаково высоко ценима ее настоящими поклонниками, где бы они ни жили!  
       Выполняем просьбу Владислава Бусова и публикуем его стихи.

ОКОЛЬЦОВАН Я МУЗОЙ ПОЭТА

                                                      Владислав БУСОВ

                               ОКОЛЬЦОВАН Я МУЗОЙ ПОЭТА

         
               О РОДИНЕ


                     Я в эту землю врос,
                     Как корни кедра …
                              Георгий Кольцов

О Родине - душевно, широко.
Он в землю врос корнями глубоко,
И, отчий покидая кров,
Родного края слышал зов.
И жил он с мыслью, устремлённой
К любимой матери родной.
Над Ангарой, рекой студёной,
Светил ему луч золотой.
К  "причалу" возвращался снова,
И память о родне хранил.
Как драгоценную основу,
Её сильней с годами чтил.
С Иркутском песня не допета,
Обрёл безвременный покой.
В берёзках солнечного света.
Сроднилась Ангара с Окой.

                 * * *
Окольцован я Музой поэта,
И теперь до конца с нею быть.
К каждой строчке его за ответом
Я иду, чтоб душой не остыть.
Он родился в краю, там где кедры
У Байкала стоят на века,
И где дуют холодные ветры,
И свинцом отливает река.
Сам, как корень кедровый, был крепок,
Но к своим не дожил сорока.
Знать немало на сердце отметок,
Хоть была ещё верной рука ...
И на родине малой поэта
Остаётся частица души,
Там, где Муза наполнена Светом
И Добро продолжает вершить.


         НАСЛЕДИЕ

                    И одна забота только:
                    Всё наследие моё
                    Передать своим потомкам,
                    Уходя в небытиё …
                                         Георгий Кольцов

На этом свете все мы гости.
Об этом вспомнил на погосте,
Когда к тебе я шёл, поэт,
Сквозь груду позабытых  лет,
На свет твоих стихов весомых,
К земле родимой устремлённых,
На свет стихов без лишних слов,
Где нет невыверенных строф.
К тебе пришёл я на могилу
Твою былую вспомнить силу,
И поэтический заряд,
И творчества бесценный клад,
Где не утраченная верность,
Твоя к родному дому нежность.
И знай, наследие твоё
Не утечёт в небытиё.
Поэта Лира золотая -
Она жива, не умирает.
Твой голос громкий слышу я,
Звучит, наследие храня!

ОСЕННИЕ ПОЛЁТЫ

                                                        В НАШЕМ ГОРОДЕ ОСЕНЬ! 




  Сергей КАТАСОНОВ


   ОСЕННИЕ ПОЛЁТЫ


                   (Песня)

Музыка и исполнение
Юрия Катасонова

Кленовый лист упал в мою ладонь,
Когда я вышел утром погулять.
Осенний ветер раннею порой
Сорвал его, чтоб научить летать.

Не долгим стал для листика полёт –
Замёрз, как видно, и приник ко мне.
Был зелен начинающий пилот,
Покинувший всех братьев в вышине.

Порывы ветра яро ветки гнут,
И ассы новые стремятся вниз:
Для каждого из них есть свой маршрут,
У каждого листка есть свой каприз…

Кленовый лист подбрасываю вверх!
И он тотчас исчез в кругу братвы.
Шуршит листва. И звук тот – словно смех
Довольной и шумливой детворы.

МОЯ РЕАЛЬНОСТЬ

 Светлана ИВАЩЕНКО

         МОЯ РЕАЛЬНОСТЬ

В моей реальности все будет по-другому,
В моей реальности все будет хорошо,
В моей реальности все живы и здоровы,
Коронавирус стороною обошел.

В моей реальности погода будет ясной,
В моей реальности все будут дружно жить.
Там будет каждый непременно очень счастлив
И ароматы сладкой радости парить.

В моей реальности и взрослые и дети
Не будут знать такого слова как война,
Там будут птицы, просыпаясь на рассвете,
Давать концерты, встретив солнышко с утра.

В моей реальности не будут капать слезы,
В моей реальности не встретится беда.
Там пахнет радостью, сбываются все грезы,
А миром правит лишь любовь и доброта!

ОКТЯБРЬСКАЯ

 Елена БОГИНЯ

ОКТЯБРЬСКАЯ


Я любуюсь золотой порою
И не отвожу в восторге глаз,
Слитки золота лежат горою,
Это листья жёлтые у нас.
И уже волшебный нынче дворик,
Не спеша иду я по двору,
И шуршит листвою утром дворник,
Рассыпая листья на ветру.
Солнце окунулось в пену неба,
Тихо  «Листья жёлтые»  пою,
На асфальте голубь просит хлеба,
Я его заботливо кормлю.
А вокруг орехи и каштаны
Под ногами пали во дворы...
Поглядите, убедитесь сами,
Это щедрой осени дары.
Но трава, зелёная,  как в мае,
Малахитом сочным во дворе,
И она совсем не понимает,
Что не будет солнца в ноябре.
До последней, ледяной минуты
К солнцу она тянется, растёт,
И как люди,  свято верят в чудо,
Что к ним старость вовсе не придёт.

ОСЕННЯЯ ЭЛЕГИЯ

  Сергей МИРОНОВ

 ОСЕННЯЯ ЭЛЕГИЯ

 
Хочу  признаться  осени  в любви,
Хоть  это  и глухое  время  года,
Исчезла  с летом  тёплая погода
И  до  весны  умолкли  соловьи.
 
И всё  же  осень  обожаю  я,
Её  прихода  жду  я  с нетерпеньем,
Каким – то  нескрываемым  волненьем
Наполнена  тогда  душа  моя.
 
Пускай  к ботинкам  липнет  мокрый  лист
И  очень  рано  вечером  темнеет,
Я  предрассудков  всяческих  сильнее,
Поскольку  по  натуре  оптимист.
 
А  напоследок  главное  скажу:
Я  потому  так  осень  ожидаю,
Что птицеферму  личную  держу,
А  в ней  цыплят  по  осени  считаю.

МАЛЕНЬКИЕ, СТОЙКИЕ СОЛДАТИКИ

                                       Наталья ХАРАКОЗ
                     
                  МАЛЕНЬКИЕ,  СТОЙКИЕ  СОЛДАТИКИ


                              (Из цикла «Новеллы Азовского побережья»)

                                                                           В моем городе осень.
                                                                           Дозревает рябина
                                                                           На празднике солнца,
                                                                                        добра и тепла.
                                                                           Холодов и не видно,
                                                                           Холодов и не слышно.
                                                                           Лист летящий коснулся  
                                                                                          плеча…

         
       Листья… Они сыпались и сыпались с деревьев. И сколько их не собирай в большую, из ивовых прутьев корзину, утром все начинаешь сначала. Золотились пятаки акациевых листьев,



сверкали длинными латунными пластинками листья черешен. Листья вишен – желто-зеленые, словно позеленевшая от времени старинная бронза.
        Листья… Их нельзя было не замечать. Они прилипали к подошвам туфель и ботинок, залетали в открытые окна и двери, сыпались на людей. От такого обилия золота, серебра и меди, разбросанных по улицам и дворам,  все чувствовали себя богатыми, красивыми и удачливыми.
          Потом золота как-то поубавилось. Листья становились серыми. И тонкие ажурные каркасы их, опять-таки напоминали о дорогом – филигранную, серебряную чеканку.
          Солнце нехотя ходило по небу, не поднимаясь слишком высоко над городом. Словно по обязанности, выполняло давно надоевшую работу: скорей бы конец рабочего дня, а там и на покой!
          Но прежде, чем удалиться с глаз, перед заходом, солнце окрашивало багрянцем горизонт. Будто у него просыпалась совесть за недобросовестно выполненную дневную работу.
          Хмурились лохматые тучи-брови.
     
     …Наконец, облетел весь сад, и только на одной черешенке осталось всего пять листочков. Они оранжево пламенели на черной ветке на фоне серого неба. Интересно, как уцелели они  из всей массы таких же листьев, которые родились почти одновременно, росли, мужали вместе, вместе служили людям, близнецы-братья, сыновья одной матери? Как выстояли в осенней, беспощадной круговерти природы и жизни? И кто из них упадет последним? Побежденным… Или…
        Все листья как на подбор, были крепенькие, целенькие. И только один из них, тот, что был поменьше, оказался с дырочкой с левой стороны, словно в самое сердце раненый. Сквозь дырочку просвечивало небо.
      Стойкие маленькие солдатики, они держались до вечера, держались все вместе.
     
     А вечером вдруг пожаловал дождь. И ветер. Бились о стекла острые дождинки. Качались потемневшие стволы деревьев. Сквозь ветки мелькали размытые огни фонарей.  Устоят ли храбрые  солдатики?
       Наутро четырех листиков на черешне не досчитала. Остался только один, с «простреленным» сердцем. Он трепыхался на тоненьком черенке, как победный флажок.
               
     Маленькие, стойкие солдатики…
     Они погибли, но до последней минуты развевалось над садом их знамя мужества и любви к жизни…


ЦВЕТОК ИЗ КОСТА - РИКИ

                                                                     
                                                               АНАТОЛИЙ НИКОЛИН


                                                           ЦВЕТОК  ИЗ  КОСТА - РИКИ


                                                                              рассказ
      
       
       Она была моим горем и моей любовью, эта странная женщина моей молодости.
       … Строго говоря, она была ниоткуда. Мне казалось, я родился вместе с ней.  Полсотни лет назад это было очаровательное существо, полное свежести и глубокомыслия, легкой дымкой лежавшего на ее  красивом лице.
Прошу понять меня правильно. Лицо Таи не было похоже на каменные лики Эрехтейона, величественные и надменные. Хотя всегдашнее серьезное выражение и придавало ему отрешенный вид.  Но все же  в ее лице было много земного и человеческого.
       Мне приходилось наблюдать, как она перекусывает днем на рабочем месте сдобной булочкой и чашкой растворимого кофе.
      Закусывала она в одиннадцатом часу, отодвинув папки с черновиками, - исписанную четким каллиграфическим почерком бумагу  она не выбрасывала, полагая, что  черновики могут ей пригодиться, - так бережно относилась она к каждой фразе или удачному предложению.
Расчистив  место на столе, она заливала кипятком кофейный порошок и доставала свежую (они у нее всегда были свежие!) булочку с поджаренным исподом…
        Чтобы не стеснять ее, я делал вид, что читаю статью в  новом номере художественного журнала - на прозу у меня не хватало терпения, притом, что я только притворялся читающим. Сам же краем глаза наблюдал, как она жует, просматривая «горящую» машинопись, - после кофе ее нужно было срочно заслать  в секретариат…
      Мне трудно вспомнить, какие чувства я испытывал при ее кофейном священнодействии. В двух словах - это было любование жизнью. Мне нравилось, как она ест, неторопливо, с изящным шевелением плотно сжатого рта; как проглатывает кусок булки и пригубливает - едва лишь пригубливает! - остывающий кофе… Нравилась ее походка, гармоничная и мягкая, когда она вставала и выходила прополоскать чашку и выбросить в корзину смятую салфетку. У нее была поступь зрелой, искушенной женщины, хотя ей было не больше двадцати трех лет.
      Женственность -  признак ее принадлежности мужчине - придавала ей воистину обольстительное очарование, я бледнел при виде такой красоты. Мой соперник своей любовью сумел  придать  Тае черты античного божества, заставлявшие трепетать мое молодое сердце. Странно -  но к  владельцу этого сокровища я не испытывал ни зависти, ни ревности; даже имя его и внешность мне были безразличны. Его удел был ремесленный - неустанно и кропотливо лепить ее образ, вызывавший у меня  восхищение.
       «Что ты? - спросит она, поднимая глаза и перехватывая мой пристальный  взгляд. - Тебе что-нибудь нужно?»
       «Нет, ничего. Тебе показалось».
       И, смутившись, я устремлял глаза в журнал или книгу, которую, спросив разрешения, брал у нее со стола.
       
      Потом, когда она сама стала писать книги и по почте присылать их мне - один экземпляр в подарок, и два-три для городской библиотеки, я вспоминал эту сцену и улыбался. Мне доставляло радость смотреть на присланные книги, бережно их перелистывать, читать страницу за страницей, находя в каждой строчке и даже в знаках препинания черты ее характера и особенностей речи. Вот я вижу, как она негодует по поводу какого-нибудь редакционного  пустяка - ссоры или размолвки с коллегой, - расширив от волнения темные зрачки и взволнованно теребя пуговицу на  блузе; или смиренно вздыхает, признавая свою ошибку, и умоляюще заламывает руки  -  ее просьба о прощении так чиста, что не  достает терпения сердиться на нее дольше одной минуты. Ее жестикуляция, детская и непосредственная, тоже была частью пиршества, связанного с созерцанием ее облика, - со всем ее скромным и трогательным видом. Я недоумевал, почему никто из окружавших ее дома, в редакции газеты, где она работала, на улице, в кафе или кинотеатре не испытывает и сотой доли моих наслаждений. Во всеобщем равнодушии  мне виделась  недостаточная воспитанность, огрубление чувств, пренебрежение общепринятыми эстетическими нормами, -  ведь нельзя же в конце концов сводить любовь только к  физиологии! Я сердился, возмущался и… беспомощно разводил руками, как будто успех моих усилий зависел не от меня.
      Я писал ей письма, благодарил за присланные книги. Она  выражала признательность за помощь - «представляю, как ты намучился, таща в библиотеку тяжелые бандероли!» - и за мои отзывы, - в них  не было литературного восхищения, зато чувствовалась неподдельная радость  от беседы с нею!

    «Здравствуй, Тая, - писал я ей. - Извини за продолжительное молчание, причин тому несколько. Я тебе писал в прошлом письме, что погряз в нескольких занятиях сразу - собираю материалы для статьи о Набокове и попутно на две другие работы, замысел которых едва брезжит. У нас стабильно жарко, хотя и не катастрофически. Плюс тридцать в августе для наших широт не жара, и кондиционер этим летом мы еще не включали. Но работать в таких условиях - моя комната на солнечной стороне - тяжело. Время от времени я встаю из-за стола, чтобы постоять под холодным душем. Но это помогает на время, дальше опять становится душно и противно…
Помимо занятий, еще одно. Не хочется тебя обременять переизбытком писем  и необходимостью на них отвечать. Тебе ведь и земных забот хватает выше крыши. А тут еще я - с моей непонятной дружбой и неизвестными целями…
Книги твои в библиотеку я сдал, как и обещал. Поступили первые отклики от прочитавших  их библиотечных работников. Они уверяют, что уровень литературы хороший, но это типичная женская проза.  На что я, освоив в печати твою беседу с журналистом Алексеем Нагорным, высокомерно отвечаю: Стельникович и сама этого не отрицает. И даже этим обстоятельством гордится…
     Я твои книги по фанатичной привязанности к собственной работе (ученые все эгоисты) только пролистал и просмотрел, а прочитать по-настоящему никак не соберусь. Вот вырежу окно в занятиях - скорее всего, к концу месяца, когда покончу с Набоковым, - и сяду читать, не отрываясь…»

     «Дорогой Сашенька! - отвечала она.- Даже не извиняйся за занятость, раз работаешь,  и тебе работается - это самое главное, дай Бог! Тем более, судя по некоторым подробностям, все обещает быть интересным.
      На нас тоже рухнула тридцатиградусная жара после затяжных и ничтожных 15 градусов, так я не рискую выехать даже на дачу, сижу в своей северной квартире, обложенная срочными корректурами и рукописями: одна 40 листов, остальные чуть поменьше. Сорокалистовую вчера закончила, теперь чтобы отвезти заказчику, надо брать такси - такой груз мне уже не по рукам, не по плечам.
    Спасибо тебе за передачу книг по адресу, а теперь еще и отзыва! Первая реакция у меня была такая: библиотекари и Сидони-Габриэль Колетт обвиняют, что та писала дамскую прозу. Но уже через минуту думаю, что понимаю этих читательниц, но это долгий разговор… отложим… допиваю чай (прости, проверяю почту, пия чай) и пошла читать корректуру учебника о квантовых битах на основе сверхпроводниковых джозефсоновских структур… Понял, да, какое удовольствие от жизни может получать женщина?.. А в трех метрах от моего балкона живет себе роскошная сосна, на которой сидят подрастающие сорочата - учатся летать. Ты не представляешь, какой ор они при этом устраивают! И до чего же я их люблю!
Обнимаю тебя! Всех благ! Т.»

     Меня бесконечно трогали целомудрие и деликатность, с какой она обходила тему любви. Сначала при личных встречах, а потом и в письмах издалека - она уехала с  семьей еще в молодости на Камчатку, - муж, метеоролог, получил новое назначение…
      Ее сдержанность в интимных вещах не раздражала, не казалась чрезмерной; это была черта ее характера,-   милый недостаток темперамента, простительный и ни к чему не обязывающий.  Будь я влюблен в нее, как Зевс в Данаю, я бы посетовал на ее чрезмерную девственность; но моей любви ничего не было нужно! Она не требовала ответного чувства или хотя бы участия; мне было довольно куска черного хлеба вместо торта от Лучано. Да и жалкий мой кусок вовсе не казался мне  сухим и неаппетитным! Его вкусовые качества, как и во всем в жизни, зависели от меня самого и моих потребностей.
     Я разделял не только сдержанность Таи, но и безучастность, сквозившую в ее глазах.  Ее отрешенность исходила не от холодности - ею обычно прикрывается воспитанность. Но из понимания будущего, как фатальной неизбежности.  В нашей жизни его, будущего, не было. Тая это прекрасно понимала, и испытывала такое же чувство относительности любви, что и я.
И все же я  не был уверен в своей правоте, объясняющей ее и мою   пассивность. Как и в том, что следую воспоминаниям, а не измышлениям о них. Потому что любви свойственно искажать прошлое  - да и настоящее тоже…
      Но такой, какой я  изобразил ее и понял,  она отпечаталась в моей памяти навсегда.
      Мы ничего не требовали друг от друга. Жизнь вместе и одновременно порознь была взаимной обязанностью, она текла среди окружавших нас мужчин и женщин, множества не терпящих отлагательства дел и обязанностей, дисциплинирующих ум и не требующих порывов.

   Последняя наша встреча состоялась незадолго до ее отъезда.
     Я знал, что мы расстаемся навсегда. Как бы бурно и непоследовательно не сложилась моя жизнь, ее зигзаги не приведут меня в край вулканов и гейзеров - в отличие от камчатских источников,  внутреннее кипение я предпочитал наружному.
     Мы сидели в кафе «Три орхидеи», и она невесело пошутила, что орхидей всего две - я да она. Мы выглядели, как эти капризные недотроги - одинаково пахнущие, но панически боявшиеся прикоснуться друг к другу.
     Тае, впрочем, я определил другое название цветка,  а орхидею оставил себе.
      В письме она рассказывала о взрослом сыне, ученом-богослове и страстном путешественнике. Он объездил с фотокамерой всю Европу, Азию и обе Америки.
     И сопроводила рассказ фотоснимком Антона: на нем был изображен желтый цветок, очертаниями напоминавший орхидею. Вырос  он на застывшей лаве, высоко в горах Коста-Рики, и название его Тая не запомнила.
      Фото странного цветка я и по сей день храню в архиве ноутбука; я назвал его ее именем, - вероятно потому, что он был красив и произрастал там, где вокруг него  не было ничего живого…

     Наша последняя встреча была печальна, как подернутые туманом вершины костариканских гор. Говорить не хотелось, мы обменивались пустыми, ничего не значащими репликами, -  оба знали, что больше не увидимся.
     Первой не выдержала Тая.
     « Ты ничего не хочешь мне сказать? -  подняла она глаза. Взгляд у нее был затравленный и усталый. - Может, напоследок?..»
     «Да нет, - пожал плечами я. - Что тут скажешь…»
     «Да, действительно… Ты пей, кофе остынет».
     «Не привыкать», - пошутил я, и она съежилась, как будто ее уличили во лжи.
     «И мне тоже…»
     «Нам обоим есть что сказать. И умолчать. Разве не так?»
     «Так».
     «Так… - хотелось ответить и мне. Но запоздалое признание было уже не нужно.
     «Ты вспоминай обо мне. Даже когда меня не станет».
     «Не рано ли прощаешься? Земля круглая, увидимся».
     «Дай бог, - вздохнула она, сминая в пепельнице докуренную сигарету. - Мне пора, Сашенька. Извини…»

     Потом потянулись письма, то легкие и жизнерадостные, то грустные и усталые, - от  Таи ко мне, и от меня - ей.  И многие месяцы молчания, как будто мы оба раздумывали - стоит ли продолжать наш эпистолярный роман или замолчать насовсем? За долгим молчанием следовала лавина писем, длинных и коротких, нежных и равнодушных, как жизнь, протекавшая рядом и едва затрагивавшая нас своим крылом.
     Под Новый год я поздравил ее с праздником, а она меня.
    - «Сашенька, с наступающим тебя Новым годом!
      Посылаю свое новое эссе, хотела бы его посвятить тебе, о чем и прошу у тебя разрешения. Если тебе такое мое желание покажется слишком пятничным, ты вправе, конечно, отказаться в самой категоричной форме. Я все пойму правильно. Без церемоний, так?
     Спасибо тебе за новогоднее поздравление и пожелания. Все принимаю, ни от чего не отказываюсь! Гороскоп мне даже любовь пообещал в наступающем году - уж не бывший ли муж решит наступить в третий раз на те же грабли (грабли - это, конечно, я)? Но главное - жизнь продолжается, хоть и со скрипом!
    Кланяйся нашему городу и наверное замерзшему морю. И пусть твои родные будут счастливы тем, что ты - рядом! Храни вас всех Господь и одари благоденствием!
    Обнимаю - Т.»

   - «Тая, твоя новая любовь - это я»!

    - «В гороскопе написано  - любовь рядом! А ты за пять тысяч верст. Послушай (в прикрепленном файле) такую домашнюю теплую музыку на Рождество. Счастливого тебе настроения!»

- «Послушаю обязательно! И Рождественской ночи дожидаться не буду. Что касается любви, пять тысяч верст ей не помеха. От твоего поцелуя, когда мы прощались в кафе «Три орхидеи», у меня до сих пор горят губы».

- «Однако! Самое неожиданное новогодне-рождественское поздравление за несколько последних лет! Целую твои карие скифские глаза, родной,  тем же самым горячим поцелуем…»

    Последнее письмо от Таи было датировано пятым января. А на второй день Рождества она умерла. Скончалась от тромба, закупорившего сосуд, когда она вставала из-за стола - внезапно, страшно…

   О  Таином уходе из жизни сообщил Антон, пославший уведомления о ее смерти всем ее электронным адресатам:
    «Сообщаю, что позавчера, 8 января…» - и так далее.
    В моей жизни, когда я пришел в себя от потрясения, смерть Таи ничего не изменила. Если не считать, что к воспоминаниям о ней и состоявшему из  одного и того же видеоряда виртуальному любованию ею, добавилось горькое чувство потери. И  сожаление, что когда-то она была в моей жизни, а теперь ее нет.
    Но это чувство ничего не меняет по существу.







О ГОРОДЕ, ОСЕНИ, О ВОЙНЕ И МИРЕ

                                              По страницах изданий

                    СБОРНИК  «МАРИУПОЛЬ В СОЗВЕЗДИИ ЛИРЫ -7»

                         О ГОРОДЕ, ОСЕНИ, О ВОЙНЕ И МИРЕ  

      Как мы уже сообщали на нашем сайте, в библиотеке им. Короленко  состоялась церемония награждения победителей юбилейного Десятого городского конкурса «Лучшая книга 2020 года»  в рамках фестивалю «Книга и пресса Мариуполя».

     «Азовье» отмечено дипломами  победителей во  всех трех главных  номинациях:  «Поэзия», «Проза»,  «Художественная литература. Антологии. Сборники произведений».

     В номинации «Поэзия» победила  книга  стихов члена  Национального союза писателей Украины, поэта и барда, лауреата областной литпремии им. В. В. Шутова Николая Новоселова «Память сердца».  

    В номинации «Проза»  победу одержала книга поэтессы, писателя, литературоведа, педагога   Лидии Белозеровой «Версальское окно» («Одесские рассказы»). 

       Коллективный сборник – антология ЛитО «Азовье» «Мариуполь в созвездии Лиры- 7»,  под редакцией  члена Национального союза писателей Украины  Натальи  Харакоз,  собрал   все основные  городские  литклубы: «Моряна», «Прометей», «Ильичевские зори». «Созвездие Лиры». «Рассвет».    Впервые на страницах одной книги встретились более 120  мариупольских авторов!

        А какие книги и авторы конкурса «Лучшая книга 2020» больше всего вам понравились? О ком из этих  авторов вы хотели бы  узнать подробнее?  

       Предлагаем вашему вниманию тематическую подборку авторов сборника – антологии «Мариуполь в созвездии Лиры -7» - с темой, выведенной в заголовке.    

МАРИУПОЛЬ

 

      Татьяна СУВОРОВА

 

               МАРИУПОЛЬ 

 

Волны ласкают край степи…Раздолье!

Град Мариуполь – сын моря и поля,

Электролиний бегущих сплетенье,

Цепь проносящихся мимо мгновений…

Старец ты  или беспечный подросток,

Древних путей и шляхов перекресток?

Сплавлены в домнах все признаки наций:

Эллинов дух, иудеев, кавказцев,

В степень взведенный славянским геномом,

Город для всех стал родительским домом.

Море со щедростью  тюлькой кормило,

В годы лихие надежду дарило:

Выживем!

 В море купается небо,

Нивы волнуются вызревшим хлебом,

Чайки парят, как молитвы благие.

Да не оставит нас дева Мария!

МАРІУПОЛЮ

 

Віктор ФЕДОРОВ 

 

            МАРІУПОЛЮ

 

Багряніють світанки над морем,

У серпанок вдягнулась блакить,

Місто з вічністю в мріях говоре,

В майбуття, мов на крилах, летить.

 

Маріуполь у величі праці

Зустрічає народжений день,

Ллються ріки киплячої криці

Під акорди зіркових пісень.

 

Промінь сонця купається в хвилях,

Розсипає у квітах красу,

І бульвари, немов на весіллі,

Світлий настрій і радість несуть.

 

Діти різних народів зустрілись

І знайшли тут свій дім і тепло,

Крізь віки зберегли свою гідність

І єднання святе джерело.

 

З рідним містом сплелись наші долі,

Ми даруєм  йому кожну мить,

Клекіт років рахують зозулі

І любов в кожнім серці бринить.

Она пришла под цокот каблучков

 

Юлия БАБИЙ

 

               ***

 

Она пришла под цокот каблучков,

Шурша чуть слышно длинной яркой юбкой.

И тонкий, терпкий аромат ее духов

Мир опьянил. Беспомощной и хрупкой

Она казалась; в солнечных лучах

Сияли мягко косы золотые,

И столько было нежности в глазах,

Что сердце замирало. Все застыли,

Одной ей восхищенно глядя вслед,

И ей одной без боя покоряясь,

Шепча лишь: «Кто вы?». Промолчав в ответ,

По городу шла Осень улыбаясь.

Архив: